Ярость и пот

"Когда войско императора проходило по городу, отправляясь в поход, - говорится в средневековом китайском романе, -- старый Чжу, чтобы подбодрить воинов, выпрямившись, встав во весь рост, издал воинственный клич и перерезал себе горло". Сталь клинка, проходя сквозь кожу, разрезает не только голосовые связки, но и искусственную связку, путы, которыми был повязан дух воинственности. Движение клинка старого Чжу "развязывает" агрессию, инициирует войну, одухотворяя войско духом воинственности.

Среди наций и армий, добившихся наибольшего успеха при минимальном участии воинов Ярости, как бы в полусне Духа Воинственности, можно упомянуть Россию. Основное занятие ее воинов -- ратный труд, перенесенный извне, сублимированный от иного духа. Армия, почти целиком состоящая из воинов Пота, плохо откликается на телодвижения и пляски Духа Воинственности -- кажется, что российской армии чаще удавалось победить войну, чем победить в войне. Своеобразное подтверждение этому связано с именем Фридриха II, который якобы сказал одному из своих полководцев, что "воевать с русскими нет смысла". "Почему же?", - удивился тот. "Потому что они испортят победу". "Чью победу, государь?" "Неважно чью, они в любом случае ее испортят".

А. Секацкий. О Духе воинственности

Новая искренность Юрия Виноградова

Юрий Виноградов (фото В. Скоморощенко)

По словам Эдварда Каммингса, "оставаться собой в мире, непрерывно стремящемся превратить вас в кого-то другого, — значит вести самое тяжелое сражение, на которое только способен человек". Но что если поле такого сражения — бесконечная синева, населенная развоплощенными фигурами, которым нет дела до мира с его армиями страстей? Виноградову удается в каждой своей работе оставаться самим собой до такой степени, что единожды увидев эти утонченные парящие фигуры, вы сможете узнать их среди тысяч других работ. Эту верность себе и сложившемуся за годы творчества самобытному стилю я бы назвал "новой искренностью". Миру сине-золотых сновидений чужды фальшь и  претенциозность, к которым принуждает художников мир с его навязчивыми страхами и страстями, идеологией и мейнстримом.

Виноградов деконструирует привычный мир, избавляется от всего лишнего и из оставшихся драгоценных крупиц истинного человеческого опыта создает свой собственный сновидческий мир. Такая деконструкция затрагивает все уровни — от физического до семиотического. В первую очередь, художник отказывается от избыточных физических параметров — объема, глубины пространства, силы тяжести, заставляя свои фигуры парить в невесомости. Строгому отбору подвергаются и цвета: из палитры художник предопочитает синий, золотой, зеленый и красный. Следующий уровень — развоплощение персонажей: лишь внешние, порой довольно условные очертания фигур подсказывают, что они созданы "по образу и подобию", но при этом лишены индивидуальных черт — а значит и эго, навязываемого извне, и выглядят как обособленные части единого целого, сотканные из материи воображения. Наконец, художник лишает привычного значения знакомые вещи: нимб здесь больше не признак индивидуальной святости, а естественный атрибут здешних обитателей, сердце становится источником света, распускающийся цветок — источником жизни. Привычные смыслы распадаются, а золотые фигуры оказываются буквами, складывающимися в новые слова и тексты, в которых не находится места для главной антиномии — здесь исчезает разделение на "Я" и "Другой".

Нимбы размыкаются и объединяются в один, сияющее сердце — одно на двоих. Деконструируя реальность, художнику удается избежать вовлечения в бесконечную игру смыслов ради самой игры, его минимализм в выборе изобразительных средств продиктован главной задачей — воплотить в своих картинах те самые элементарные истины, которые обычно скрыты под вековыми напластованиями привычных смыслов.

Новая искренность Виноградова начинается с алфавита нового языка и прописей, утверждающих вневременные истины и преодолевающих извечную разобщенность между людьми. Однако вневременность темы не подразумевает отказа от процесса становления, который проявляется в недосказанности, незавершенности работ. Зрителю предоставляется самостоятельно продолжить тему, а художник лишь задает вектор ее развития, и этот незримая стрелка всегда указывает вверх, в метафизический мир души, а не тела, единства, а не разобщенности, альтруизма, а не эгоизма. Эта направленность вверх подчеркивается не только излюбленным художником вертикальным форматом работ, но и особым перспективным искажением пропорций, смещающим точку зрения наблюдателя вниз, словно сюжет разворачивается выше его привычной перспективы.

Воображаемые и реальные

В: Насколько правдиво в фильме показано ваше общение с воображаемыми людьми?

О: Я никогда не видел воображаемых людей, иногда слышал их. Большинство же всю жизнь видит именно воображаемых людей, понятия не имея о реальных.

В: Есть ли у настоящей, серьезной математики прагматический смысл, обязательное применение?

О: С помощью математики нельзя зарабатывать деньги, но можно так организовать свой мозг, что вы начнете их зарабатывать. Вообще же зарабатывать деньги способны именно те, кто не умеет их считать. Рациональному счету деньги не поддаются, их количество почти никогда не соответствует вашему качеству, на этом стоят все конфликты.

Из интервью Дж. Нэша

Суп и облака

Моя маленькая сумасбродная возлюбленная подала мне обед, а я следил в открытое окно столовой за плавучими чертогами, воздвигаемыми господом богом из паров, за этими дивными сооружениями из неосязаемого. И, созерцая, думал: «Все эти фантастические призрачные красоты могут сравниться только с глазами моей прекрасной возлюбленной, этой маленькой сумасбродки, этого милого зеленоглазого чудовища».

Но тут я получил размашистый удар кулаком в спину и услышал хрипловатый, пленительный для меня голос — голос истерический и как бы осипший от водки, голос моей маленькой возлюбленной: «Да скоро ли ты кончишь суп, черт бы тебя побрал, зевака эдакий! Звездочет!»

Ш. Бодлер. Стихотворения в прозе

Именно в минуты отчаяния...

и начинает дуть попутный ветер...
 

Не то вселение дьявола, не то выселение

Арлекин ибн Иблис

Были времена, когда мудро-глупый и находчиво-забывчивый персонаж комедия дель арте, проворный и медлительный слуга двух господ, воздыхатель Коломбины, обладатель палки для битья и характерного костюма, сшитого из разноцветных лоскутков, черной маски и шляпы с пером, возглавлял группу волосатых граждан с копытами и хвостами и преследовал заблудшие души, чтобы утащить их в ад. Слово herlequin появилось в средневековых хрониках еще в XI в. и означало "чёрт" или "дьявол", а вся банда именовалась familia herlequin. 

Морис Санд. Арлекин

 Когда Арлекина изображают в костюме из черно-красных ромбов, как у Сезанна, то это отсылка именно к его первоначальному роду деятельности. Большая перемена в карьере случилась в XVI веке, когда вместе с работой он сменил прописку: итальянцы превратили французского черта в театрального персонажа комедии дель арте, украсили его одеждой из разноцветных ромбов и заставили служить двум господам. О прежних его проделках теперь напоминают только черная маска и дубина. Вершиной демонической карьеры стало его упоминание в "Божественной комедии" Данте под именем Аликино (в переводе Лозинского - Косокрыла), короля мертвых, где он, как и встарь, заправлял демонами в восьмом круге ада.